В этом баре нельзя ставить бутылку на стол, потому что тараканы заберутся по этикетке и утопятся. Каждый раз, когда ты ставишь бутылку — получаешь мёртвого ...
...таракана со следующим глотком.
Там были филиппинские стриптизёрки, которые между выступлениями играли в бильярд в своих верёвочках-бикини. За пять баксов они поставят пластиковый стул в тень между ящиками пива и станцуют у тебя на коленях.
Мы ходили туда потому, что это было рядом с больницей Доброго самаритянина.
Мы были у Алана, пока он не засыпáл после болеутоляющих, а потом Джофф и я шли выпить пива. Джофф давил бутылкой пива таракана за тараканом, которые пробегáли по нашему столу.
Мы говорили со стриптизёрками. Мы говорили с людьми за соседними столиками. Мы были мóлоды, считай мóлоды, под тридцать, и однажды вечером официантка спросила нас: «Если вы уже пялитесь на стриптизёрок в такой дыре, что же вы будете делать, когда состаритесь?»
За соседним столиком сидел врач, постарше нас, который многое объяснил нам. Он рассказал, что тёмная сцена освещена красным, чтобы скрыть шрамы и затяжки от уколов на стриптизёрках. Он показал, как их ногти, волосы и глаза говорят об их детских болезнях. Их зубы и кожа говорят, насколько они хорошо питаются. Их дыхание в твоё лицо, запах их пота говорят, от чего они умрут.
В этом баре пол, столы, стулья — всё было липким.
Кто-то говорил, что Мадонна часто бывала здесь, когда снимала в Портленде фильм «Body of Evidence», но тогда я туда уже не ходил.
Тогда Алан и его рак были уже мертвы.
† ‡ †
Я уже рассказывал это, но как-то я пообещал познакомить подругу с Брэдом Питтом, если она даст мне помочь ей анатомировать трупы в медицинской школе.
Она уже три раза провалила экзамены, но её отец был врачом, так что она просто возвращалась снова. Она была как я сейчас, средних лет, самая старая в классе, и всю ночь мы резали три трупа, чтобы первокурсники могли их изучить назавтра.
Внутри каждого тела была страна, о которой я слышал, но не думал в ней побывать. Были селезёнка и сердце и печень. Внутри головы был гипоталамус, бляшки и узлы Альцгеймера.
Больше всего я был удивлён тем, чего там не было. Эти жёлтые выбритые кожистые телá не были похожи на мою подругу, которая работала пилами и ножами. В первый раз я подумал, что может быть люди — это больше, чем их телá.
Что, может быть, есть душá.
В тот вечер, когда она познакомилась с Брэдом, мы шли из павильона пятнадцать студии «Fox». Было заполночь, и мы шли через тёмные декорации Нью-Йорка, использованные миллион раз после сооружения для фильма «Hello, Dolly» Барбары Стрейзанд. Проехало такси с нью-йоркскими номерами. Пар поднимался из решёток. Улицы были полны людей в пальто, несущих сумки с покупками из «Gump’s and Bloomingdale’s». Через минуту кто-то остановил нас, чтобы мы, смеющиеся, в шортах и футболках, не влезли в рождественскую серию «NYPD Blue».
Мы пошли в другую сторону, через открытый павильон, где освещённые прожекторами актёры в синих хирургических халатах наклонились над операционным столом и притворялись, что спасают чью-то жизнь.
† ‡ †
Как-то я отскребал пол в кухне и потянул что-то в боку. Так мне показалось сначала.
Тогда врач из стрип-бара уже был моим врачом.
Три дня я подходил к унитазу и не мог поссать, и когда я бросил работу и приехал к врачу в офис, меня скорчило от боли.
Врач посмотрел мою спину и сказал: «Тебе нужно в больницу, или ты потеряешь эту почку».
Через пару дней я позвонил ему из ванны, где я сидел в луже мочи и крови, пил калифорнийское шампанское и глотал «Vicodin»†. По телефону я сказал ему: «Из меня вышел камень». В другой руке у меня был девятимиллиметровый шарик маленьких кристаллов щавелевой кислоты, острых как бритва.
† торговая марка мощного обезболивающего препарата.
На следующий день я улетел в Спокейн и получил награду от Северо-западной тихоокеанской ассоциации книготорговцев за «Бойцовский клуб».
Через неделю, в день моего повторного осмотра, кто-то позвонил, чтобы сказать, что врач мёртв. Сердечный приступ ночью, и он умер один на полу возле кровати.
† ‡ †
Темнота и красный свет. Декорации. Вскрытые телá. Мой врач, мой друг, мёртвый на полу спальни. Я хочу верить, что это всё уже истории.
Наши телá, я хочу верить, что это — просто сосуды. Что жизнь, физическая жизнь, — это просто иллюзия.
И я верю в это, но только на мгновение.
† ‡ †
Смешно — последний раз, когда я видел своего отца живым, были похороны моего сводного брата. Он был молодой, считай молодой, мой сводный брат, под тридцать, когда у него случился удар.
Церковь дала нам меню и сказала выбрать два гимна, псалом и три молитвы. Похоже на заказ китайской еды.
Моя сестра вышла из комнаты, где была с телом своего мужа, и поманила мою мать внутрь, сказав: «Это какая-то ошибка».
Эта штука в гробу, высохшая, одетая и накрашенная, вообще не была похожа на Джерарда. Моя сестра сказала: «Это не он».
Последний раз, когда я видел своего отца живым, он дал мне галстук в синюю полоску и спросил, как его завязать. Я сказал ему стоять спокойно. С его поднятым воротником, я обвязал галстук вокруг его шеи и начал затягивать его. Я сказал ему: «Смотри вверх».
Это было как когда он показывал мне кролика вокруг норы† и завязывал мои ботинки, только наоборот.
† Американцы учат детей завязывать шнурки, показывая «кролика», который оббегает нору и прячется в ней. Датчане рассказывают про пальму и озеро.
Это был первый раз за много лет, когда моя семья пошла на мессу вместе.
† ‡ †
Когда я пишу это, звонит моя мать, чтобы сказать, что у деда было несколько ударов. Он не может глотать, и его лёгкие наполняются жидкостью.
Друг, может быть мой лучший друг, звонит, чтобы сказать, что у него рак лёгких.
Мой дед — в пяти часах езды. Мой друг — в другом конце города.
А мне надо работать.
Официантка спрашивала: «Что вы будете делать, когда состаритесь?»
А я отвечал ей: «Я буду беспокоиться об этом, когда доживу».
Если доживу.
Я пишу это в последний момент.
Мой сводный брат называл это «поведением на грани», привычкой откладывать всё на последний момент, чтобы придать больше драматизма и напряжения, чтобы выглядеть героем, сражающимся со временем.
«Когда я родилась», — говорила Джорджия óКиф, — «и где и как я жила, это не важно».
Она говорила: «Интересно должно быть, кем я стала».
Вот, почему я написал «Удушье».
Извините, если всё это выглядит торопливым и отчаянным.
Так и есть.
